Соосновательница фестиваля Beat Film Festival Алена Бочарова рассказала о том, как создаются культурные события, объяснила, чем документальное кино отличается от журналистики и с какими препятствиями оно сталкивается в России.
О создании фестиваля
Фестиваль не был задуман как бизнес, и никакой предпринимательской логики за ним не стояло. Просто у нас со вторым сооснователем Кириллом Сорокиным было желание сделать классный культурный проект. Он на тот период был арт-директором клуба «Солянка» и занимался музыкальной критикой, а я работала арт-директором в кинотеатре «Пионер» и в целом имела некоторый опыт продюсирования и продвижения событий в сфере кино и музыки. Мы решили объединить наши экспертизы и создать городское событие на пересечении кино и музыки.
Моему увлечению документальным кино предшествовала любовь к нон-фикшен-литературе. Я занималась переводами нон-фикшен-книг и статей. Мне нравилось познавать мир через нехудожественную литературу, а потом стало понятно, что документальное кино — смежный, не менее привлекательный жанр.
В 2010 году, когда мы придумали фестиваль, еще не существовало стриминговых платформ, но появлялись редкие громкие документальные фильмы, которые были у всех на слуху. Например, получившая премию «Оскар» лента «В поисках Шугармена» (Searching for Sugar Man). Это история музыканта Сиксто Родригеса, который до выхода фильма не был никому известен. В то же время его единственная пластинка была невероятно популярна в ЮАР, где стала гимном молодежи, борющейся с апартеидом. Сиксто Родригес ничего об этом не знал, но режиссер фильма Малик Бенджеллуль провел целое расследование, нашел музыканта и вместе с ним поехал в Африку. Там Сиксто встретился со своими поклонниками и сыграл первый за несколько десятилетий концерт. Этот фильм изменил жизнь Родригеса, после премьеры он начал выступать на больших музыкальных фестивалях.
Тогда меня заворожил сам факт того, что документальный фильм может изменить судьбу человека, а кино может не просто описывать какие-то процессы и события, но и влиять на них.
Когда мы начали делать Beat Film Festival, у нас уже был работы в культурных событиях. Мы знали, что сейчас придумаем название, опишем концепцию и понесем все это потенциальным коммерческим партнерам, чтобы найти финансирование.
Сначала собирать программу фильмов было сложно. Когда ты выходишь и говоришь, что ты в первый раз проводишь фестиваль документального кино, и тебя еще никто не знает в индустрии, — кредит доверия небольшой. Мы писали режиссерам, продюсерам и сейлс-агентам, пытаясь договориться о показе фильмов, но, разумеется, никого из них лично мы не знали.
С продвижением дела обстояли намного лучше, потому что был свой круг людей в Москве, которые знали нас по нашим прошлым проектам, работе в «Солянке» и «Пионере». Они понимали, кто создает фестиваль и что от нас можно ожидать. Поэтому, когда мы все-таки собрали программу фильмов, а Рома Литвинов, впоследствии ставший музыкантом Mujuice, нарисовал логотип Beat Film Festival, дело пошло.
Мы не вкладывали в проект свои деньги, а нашли коммерческих партнеров. В общем-то, так и должны делаться все культурные события. Мы работали с Райффайзенбанком (тогда он активно поддерживал молодые культурные инициативы) и брендом Marlboro — в 2010 году сигаретную продукцию еще разрешали продавать в заведениях.
Первый фестиваль прошел успешно и вдохновляюще — на сеансы приходили по 300 человек, что было довольно высокой посещаемостью. В первый год Beat Film Festival посетили 2500 человек, а сейчас — для сравнения — 40 000.
Честно говоря, мы не планировали делать это ежегодной затеей. Мы просто бросили все силы на организацию события и не думали о его судьбе в будущем. Энтузиазм и желание как-то влиять на городскую культуру было всегда, но тут мы впервые делали что-то свое, а это всегда очень заводит и кажется важным. Сегодня наш фестиваль знают в мировом киносообществе — это уже институция, а не просто частная инициатива двух человек.
Тренды и повестка
Документальное кино всегда размышляет о том, что происходит вокруг. Оно позволяет глубже погрузиться в глобальную повестку. Сейчас из-за пандемии все начали смотреть внутрь себя: разбираться и в себе, и в том, что происходит внутри отдельно взятой страны. Поэтому активно развиваются национальные кинематографы, о которых раньше было известно не так много.
Например, прямо сейчас проходит IDFA — самый большой в мире фестиваль документального кино в Амстердаме. Я смотрю его программу онлайн, а Кириллу, второму сооснователю фестиваля, удалось туда поехать. Особенность программы этого года — все больше и больше фильмов из самых разных уголков планеты, от Гватемалы до Непала. И это магистральная линия развития фестиваля — избавление от западных, европейских и американских шаблонов, чтобы понять, как этот мир видят другие люди.
Документальное кино в России
Развитию и популярности документального кино во всем мире способствуют стриминговые платформы, например Netflix или Amazon, выпускающие сериалы вроде «Последнего танца» или «Короля тигров». То же самое начнет в ближайшее время происходить и в нашей стране. У российских платформ («Кинопоиск», Okko) тоже есть запрос на создание качественного документального контента.
Платформы и каналы финансирования обязательно дадут свои плоды. Появятся не только новые фильмы, но и авторы. Так что бум документального кино еще впереди.
В России этот рынок пока совсем небольшой, но развивающийся. Есть серьезное препятствие: документальное кино во всем мире тесно связано с общественно-политической повесткой. К чему интерес к этим темам привести в нашей стране, мы видим на примере судьбы мною горячо уважаемого кинофестиваля «Артдокфест», программа которого воспринимается как политический манифест. Погуглите, если интересно.
Мы сознательно выбрали другое тематическое направление — не потому, что у нас нет гражданской позиции, а просто потому, что нам интересно развивать документальное кино как образовательный или даже развлекательный формат. Так что мы находимся в некоторой безопасности. По крайней мере, пока.
В индустрии часто говорят о том, что репортажи Юрия Дудя или Фонда по борьбе с коррупцией (признан в России иноагентом и экстремистской организацией и запрещен. — Прим. ред.) — это и есть современная документалистика, которая набирает миллионы просмотров.
Такой зрительский отклик — очень отрадный факт лично для меня, но я бы тут оговорилась, что документалистика как развивающийся жанр в России страдает от нечеткой границы между журналистикой и документальным кино.
Это, безусловно, смежные жанры, но между ними есть разница. В первую очередь — в функции режиссера. Например, Парфенов, Лошак или Дудь выступают авторами проекта и проводниками идей. А режиссер-документалист — серый кардинал, который придумывает, как рассказать историю, оставаясь за кадром. Его задача — выстроить повествование другими средствами: за счет героев, сценарных ходов, операторской работы, а не с помощью себя в кадре или закадрового голоса, объясняющего происходящее на экране. Есть, конечно, великие документалисты, в фильмах которых режиссер постоянно присутствует. Например, великий Вернер Херцог так делает, но далеко не всем дано быть Вернером Херцогом.
О менторстве и женском предпринимательстве
Есть такой стереотип, что если ты организовываешь кинофестиваль, значит, в основном занимаешься отбором фильмов. На самом деле это лишь малая часть того, что приходится делать.
В какой-то момент я поняла, что за время работы над Beat Film Festival я научилась множеству вещей. У меня появилось желание передать свой опыт тем, кто тоже хочет создавать независимые культурные события. В России их не так много. За эти 12 лет на моих глазах умерло несколько очень достойных и важных кинофестивалей — просто потому, что у нас нет никакой понятной модели, которая позволила бы создать кинофестиваль без государственного финансирования.
В прошлом году я запустила программу менторства для культурных проектов и начала помогать людям из разных сфер и городов. Через несколько месяцев ко мне обратился отдел культуры и образования посольства Великобритании в Москве с предложением стать куратором программы для предпринимателей в творческих индустриях. Название «Connect: Креативное предпринимательство для женщин» мы придумали вместе с сокуратором Эллен О’Хара. Это стало логичным продолжением моей менторской практики.
Я никогда не делила предпринимателей в творческих индустриях на мужчин и женщин, но сейчас, уже будучи куратором программы, понимаю, насколько у женщин выше потребность в поддержке. В первую очередь потому, что синдром самозванца гораздо чаще встречается у женщин, чем у мужчин. Мы имеем дело с одними и теми же трудностями и решаем схожие задачи, однако многие женщины куда менее уверены в себе, им нужна поддержка сообщества.
Кстати, когда серьезные мужчины в пиджаках встречаются в бизнес-клубах, ни у кого не возникает вопросов: «Это что, мужская ассоциация?»
Но стоит только женщинам собраться в какое-то комьюнити, как всем сразу интересно: а почему только женщины? И это даже становится поводом для шуток, хотя мужских клубов намного больше, просто там никто не уточняет гендерную принадлежность.
Помимо естественной потребности делиться опытом, менторство дает возможность посмотреть и на свой проект другими глазами. Передавая накопленные знания другим людям, я учусь смотреть на наш фестиваль и нашу компанию взглядом наблюдателя и подмечаю вещи, которые не замечала до этого.
Я стараюсь жить в парадигме равенства: если я сегодня являюсь для кого-то куратором, то это не значит, что условные «ученики» не могут вдохновить меня или чему-то научить. Каждый человек может дать мне столько же, сколько и я ему. И неважно, кто он и кем работает.
